РРОО «Донское археологическое общество»,
г. Ростов-на-Дону
Понятие «ракушечноярская культура» прочно вошло в научный оборот после широкомасштабных исследований Т.Д. Белановской многослойного анонимного поселения на о. Поречный у ст. Раздорская (Усть-Донецкий р-н, Ростовской обл.) в Нижнем Подонье [3]. Основанием для выделения самостоятельной культуры было сходство инвентаря вскрытых слоев, наличие круга близких памятников, обилие выявленных материалов и своеобразие их облика. Количество памятников, относящейся к неолитическому этапу ракушечноярской культуры невелико. Прежде всего, это слой 1 Раздорского 1 поселения соответствующий, судя по инвентарю, пачке нижних ракушечноярских слоев [10; с. 78]. С 5-м поздненеолитическим слоем Ракушечного Яра синхронизировал 6-й слой Самсоновского поселения А.Н. Гей [6; с. 13]. Видимо к неолитическому периоду относится часть керамики из местонахождений на острове Гостевой к югу от ст. Раздорской. Сборы из района Цимлянского водохранилища [8, с. 537,538; 22; с. 134,137], 5-й самсоновский слой, 2-й и 3-й слои поселения Раздорского 1 относятся к энеолитическому этапу развития культуры, область распространения которой, видимо, ограничивается долиной Нижнего Дона. Д.Я. Телегин предполагал более широкий ареал, включая Среднее Подонье и Подонцовье [20; с. 13]. В последнее время часто выделяют ракушечноярские черты в керамике памятников сопредельных регионов («нижнедонская культура» – по Н.С. Котовой [13; с. 10-18] и пишут о перемещениях нижнедонского населения. Тем не менее, комплексы аналогичные ракушечноярским, за пределами Нижнего Дона неизвестны.
По мнению ряда исследователей, ранний неолит Ракушечного Яра имеет хронологические рамки в пределах середины VII – начало VI тыс. до н.э. Средняя пачка слоев относится к развитому неолиту и в рамках абсолютной хронологии это, вероятно, 2-я четверть VI – конец VI тыс. до н.э., на что указывают в целом непротиворечивые определения с 15-го по 8-й слой. К периоду позднего неолита относится 5-й слой Ракушечного Яра, что подтверждается и абсолютной датой, относящейся к первой трети V-гo тыс. до н.э. Предложенная реконструкция хронологии, в целом, хорошо вписывается в схему последовательного развития неолита, ранняя фаза которого представлена докерамическими и раннекерамическими комплексами.
Т.Д Белановской проведено детальное сравнение с материалами широкого круга неолитических культур степной и лесостепной зон Восточной Европы, Крымом, Кавказом. Сопоставляя Ракушечный Яр с матвевокурганскими памятниками в сопредельном Северо-Восточном Приазовье, были отмечены некоторые общие черты – топография поселений, шлифованные рубящие изделия и грузила, хозяйство, основанное на охоте и рыболовстве, при подчиненном значении скотоводства. Существенные отличия в каменном и костяном инвентаре, на фоне почти полного отсутствия керамики в матвеевокурганских памятниках вполне закономерно объяснялись более ранним возрастом приазовского неолита, относительно большинства слоев Ракушечного Яра. Но «определенная преемственность отдельных элементов имела место» [4; с. 194]. Тем самым определялось значение матвеевокурганских древностей для понимания генезиса ракушечноярской культуры.
Между тем степень преемственности между неолитическими и энеолитическими слоями Ракушечного Яра не ясна. Т.Д. Белановская писала что «...оснований говорить о полной смене культуры нет» и, вместе с тем, подчеркивала, что гребенчатая керамика энеолитических слоев не является результатом эволюционного развития, а связана с инокультурным, восточным влиянием [4; с. 175]. Мнение о генетической связи неолитических и энеолитических слоев высказывал Д.Я. Телегин [16; с. 59-62]. Между тем, на поселении Раздорском 1 материалы 2-го мариупольского слоя довольно существенно отличаются от первого, ракушечноярского [10; с. 73,74]. Изменения в керамическом комплексе верхних слоев Ракушечного Яра послужили основанием для Н.С. Котовой включать их, наряду со вторым слоем Раздорского 1 в нижнедонскую нео-энеолитическую культуру [13; с. 10]. По ее мнению изменения носили принципиальный характер и связаны с миграционной волной из Предуралья. О тесных связях с неолитом Урала писал О.Н. Бадер, имея в виду ракушечноярское поселение [2; с. 38]. Возможную генетическую связь культур Волго-Уральского междуречья и Нижнего Подонья не исключала и Н.Л. Моргунова [15; с. 31]. Эти идеи созвучны с мнением В.Н. Даниленко о масштабных миграциях с востока [9; с. 176]. В этой связи необходимо подчеркнуть, что серьезную трансформацию претерпевает только ракушечноярская керамика, сохраняя при этом традиционные для неолита формы и приемы орнаментации [4; с. 175].
Что касается других сторон материальной и духовной культуры, то принципиальных изменений не происходит, и инокультурных проявлений не наблюдается. Существенно не меняется техника обработки камня и кости, типология инвентаря и формы хозяйства. Остаются прежними такие показательные признаки как приемы домостроительства и традиционная орнаментация каменных и костяных изделий. Вряд ли стоит переоценивать изменения в традициях керамического производства, как индикатора этнокультурных изменений. Такой подход нередок в исследованиях по неолитическому и энеолитическому периодам, при общераспространенном и неверном мнении о малой информативности других категорий инвентаря, в частности каменного. На самом деле длительное переживание традиционных, приемов обработки камня, форм хозяйства на протяжении почти всего неолита является скорее нормой, чем исключением и прослеживается по всей степной и лесостепной зоне. В этом отношении каменные индустрии, при надлежащем анализе зачастую более информативны в отношении культурной изменчивости, чем мобильная керамическая стилистика. Эта мысль не нова и хорошо проиллюстрирована на материалах донецкой культуры А.Ф. Гореликом [7; с. 36]. Очевидно, что того комплекса признаков, по которому мы могли бы судить об инфильтрации ракушечноярского населения в неолите и раннем неолите за пределы Нижнего Подонья нет. Появление и распространение различных керамических стилей характеризует возрастающую динамику межкультурного взаимодействия, при сохранении довольно четкой дифференциации и стабильности самих культур [5; с. 19].
Таким образом, нет достаточных оснований для пересмотра выводов Т.Д. Белановской о продолжении развития ракушечноярской культуры в раннем энеолите, что соответственно ставит под сомнение обоснованность выделения нижнедонской (по Н.С. Котовой) культуры. Выразительные материалы многослойного неолитического и энеолитического ракушечноярского поселения демонстрируют длительный процесс развития первобытного общества, который характеризуется относительной стабильностью условий обитания и традиционных форм ведения хозяйства, изменения в котором носили плавный и эволюционный характер. Разнообразные межрегиональные контакты не приводили к изменению самобытного облика культуры, носители которой были, очевидно, этнически устойчивой и однородной группой.
